Имена для деревьев / 28 мая 2002 г.
— Мама, что это?
— Радуга.
— Почему радуга?
Из жизни
Да, милая, они потом жили долго и умерли в один день, чтобы им пусто было. Почему в один день? Ну, может быть, он очередной раз назвал её так, как она не любила и всё время говорила об этом ему, а он забывал... или, как всегда, бросил тапочки в середине комнаты... а она, скажем, опять зевнула во время его оргазма, а то и уснула в самый неподходящий момент. А в тот день посмотрели они друг на друга, и всё вдруг припомнили. И то, с чего начиналось, и то, что из всего этого вышло. И сердца не захотели продолжать биться: просто потому, что кровь была уже не та, чтобы им биться в полную силу, а иначе и незачем.
...
Говорят, что кошки - да и не только кошки - воспринимают человека не как единое целое: рука или нога хозяина кажется им независимым существом со своими особенностями и привычками. Это кажется правдой: я сам не раз наблюдал, как хвостатое создание ласково трётся о ноги, опасливо поглядывая на руку, которая в прошлый раз бесцеремонно выдворила за дверь.
Забавно, но в отношении нас самих нередко можно сказать то же самое. Как и в случае с домашними любимцами, оказывается, что человек - это слишком много. Встречаясь с приятелем, мы автоматически перестраиваем себя в соответствии с моделью 'прошлого раза', упрощая личность собеседника до сохранившегося в памяти набора откликов на наше поведение. Моделируем помаленьку, так сказать. А потом обижаемся или по крайней мере сильно удивляемся, когда что-то не соответствует нашим ожиданиям. Выходит так, что любая более-менее сложная личность распадается в нашем восприятии на массу 'простых', что очень удобно: во время общения с каждой 'центральный процессор' может благополучно дремать, если уж у него есть такая склонность. А она, как правило, есть. Но вот если обнаруживается нестандартная реакция...
Беда (или спасение?) в том, что на построение своего 'списка моделей' нам даётся не так уж много времени. Если в 20-25 лет переключиться из вялотекущего общения в нормальное в большинстве случаев легко, достаточно просто сосредоточиться, то лет в сорок, в общем-то, переключаться бывает уже просто некуда, и мы вместо попытки разобраться в ситуации выходим из положения тем способом, к которому более всего склонны: быстренько самоустраняемся (можно просто уйти, а можно сменить тему или сбыть 'неудобного' знакомого кому-то ещё) или становимся агрессивными и резко обрываем разговор. Понятно, что с таким подходом далеко не уедешь, но нам к тому времени никуда и не нужно. Сохранить бы иллюзию комфорта.
Вот так. Не нужно ненависти, не нужно даже неприязни. Радости достаточно оказаться неуместной или неудобной. Слишком сложной - для привыкших к простому.
...
Ты знаешь, милая, нам обязательно нужно иногда бывать чужими друг другу. По-настоящему, так, чтобы столкнуться на улице, скользнуть равнодушным взглядом и пройти мимо. Иначе скоро не станет радости узнавания при настоящей встрече. Стоит привыкнуть к мысли о том, что кто-то уютно устроился в твоём личном пространстве, и это тут же становится поводом для другой мысли: как избежать подобного вмешательства, как сохранить возможность уйти в одиночество тогда, когда этого хочется, а не тогда, когда есть возможность... Ты соглашаешься, я вижу. А теперь скажи: ты и вправду думаешь, что иначе нельзя? Может быть, мы просто не знаем, как иначе?..
...
И всё-таки мы всё время чего-то боимся. Возвращаясь с работы, опасаемся, что дневные хлопоты не закончились, и удобно расположиться с пивом у телевизора не удастся, по крайней мере - сразу, если вдруг нужно что-то сделать по дому, или обнаружится неожиданное письмо, требующее срочного ответа, или жена (любовница) окажется в настроении поговорить о 'высоком' или наболевшем. Именно сегодня, хотя на самом деле, конечно, всё равно когда. Время выносить ёлки.
И тогда мы делаем себе костыли. А потом придумываем им имена.
Называем их необходимостью отдохнуть от себя, когда нет больше сил каждое утро видеть в зеркале одну и ту же тоскливо требующую бритья физиономию, вызывающую уныние постоянным выражением неудовлетворённости, о котором достоверно известно лишь то, что оно никогда ничем не разрешится. И уезжаем отдыхать: на Гаваи, потому что там тепло и океан, на Камчатку, потому что там сопки и вообще это далеко, к чёрту на рога, потому что там мы ещё не были. И там по крайней мере мы сможем отразиться в каком-нибудь другом зеркале, не столь засиженном собственным... гм... взглядом.
Называем - необходимостью отдохнуть от партнёра, с которым уже непонятно что и делать, который всё время чего-то ждёт, а запас безопасных уловок, вымученных 'экспромтов' и престарелых способов развлечь иссяк, а сами породить ничего в этом роде мы не в состоянии (впрочем, к партнёру это тоже относится), ничего не может произойти от вялого условно объединяющего чувства, арифметического среднего между любовью и ненавистью, находящегося на пути от одного к другому, но пока благополучно избавленного от накала и обременительности как первого, так и второго.
Называем - стремлением что-то изменить, и идём на курсы вышивания крестиком при помощи левой ноги, или присоединяемся к церкви Неизвестного Апостола, заблудившегося ответвления стройной колонны идущих на три буквы с флагом и барабаном.
Называем жизнью.
...
Послушай, милая, а почему бы нам не сходить в кино? Только давай выберем что-нибудь нейтральное, не из этих твоих слезоточивых историй... да, да, и без беготни со стрельбой. Хотя я сомневаюсь, что встречается что-то третье.
И всё повторится. Ты будешь зачарованно смотреть на экран, время от времени стискивая мою руку, иногда на твоих глазах я увижу слёзы, а перед трагическим финалом ты просто уткнёшься мне в плечо, чтобы не видеть, как благородный герой и прекрасная героиня гордо идут навстречу смерти. И ты не будешь яростными размеренными рывками выщипывать брови в такт музыкальной теме, а я не усну под монолог главного злодея.
Чёрт, ну почему так трудно выбрать фильм, на который нам обоим захотелось бы пойти? Или раньше мы ходили в кино за чем-то другим?
...
Жизнь отличается от смерти только движением. Куда двигаться - понятно интуитивно. Иногда понятно. Если с интуицией слабовато, приходится придумывать причины, правила, объяснять их другим. Если мы в этом достаточно убедительны, игру примут многие, она обрастёт традициями, оторвётся от создателей, получит громкое название и поможет кому-то заработать свой первый миллион.
Есть люди - странные люди - которые никогда не играют в чужие игры. Даже оказавшись на чужом поле, они действуют только так, как считают возможным для себя, не делая поправок на местную специфику. Обычно они плохо кончают. Иногда плохо кончают окружающие. Потому что все игры на свете делятся на три категории: созидающие, разрушающие, и те, в которых нужно перегонять фишки с места на место.
Право участия в первых нужно заработать. Мало того, это право впоследствии нужно будет доказывать каждым ходом, и любое неудачное движение может отбросить тебя к самому началу. Даже если ты родился в этом праве, как в рубашке. Шаг за шагом, и никаких гарантий. Вчерашние заслуги не засчитываются. Можно набрать кучу очков и попробовать удовлетвориться этим, но любая остановка означает выход. Game over.
В играх второго рода сила важнее умения. Что бы ты не разрушил, за спиной останутся руины, и, если они были целью, результат у тебя уже есть. Грызи край щита до наступления священного безумия, следующий этап от тебя не особенно зависит, а потом можно пожинать лавры... какое-то время. Ваша остановка, сэр, выходите. Рим сгорел: возможно, его отстроят, но это уже не ваше дело.
А вот третья категория наша, мы в ней как у себя в огороде. Самый большой кайф - попасть в ритм. Всё равно чему. У человека много разных ритмов, к какому-нибудь да удастся подстроиться. Стучат клавиши, играет музыка, скользят пары на раз-два-три, плетётся хитроумная беседа, два сердца ускоряют бег, движутся разгорячённые тела. Замри! И главная прелесть, выходит, в том, что никто из непосвящённых не сможет при отсутствии динамики одним взглядом оценить обстановку, определить, кто победитель. Да и нужен ли он, победитель? Фишки на доске что-то значат, но не важнее ли сама композиция? Понятно только, что большую часть жизни мы скользим взглядами по заброшенным кем-то игровым полям.
...
Милая, хочешь, я подарю тебе эту звезду? Что? При чём тут унитаз? Хорошо, я обязательно посмотрю завтра. Нет, не через годик-другой, а именно завтра, обещаю. Эх, знала бы ты, какое настроение мне испортила... Что? Звезду тоже хочешь?
Да что я вам всем, астроном, что ли?!
...
Всегда - хочется - большего. А что у нас есть?
Есть - всё то, чем мы почти никогда не умеем воспользоваться. Есть способность любить, которая вырождается в способность заниматься любовью в специально отведённых местах и временах. Есть способность смотреть и слушать, при этом иногда удаётся видеть и слышать. Нечасто, надо сказать, удаётся. Есть способность говорить, которую мы чаще всего используем для пересказывания случайным людям общеизвестных истин или свежевыдуманной ереси.
Большего особенно остро хочется тогда, когда не знаешь, что делать с имеющимся. В детстве мне очень хотелось получить в подарок увиденный у кого-то потрясающий набор из сорока восьми цветных карандашей, а всё потому, что теми восемью, которые у меня были, как-то не особенно рисовалось. Точнее, рисовалась всякая дребедень, никак не напоминающая то, что хотелось увидеть. Карандаши, конечно, мне так и не подарили: наверное, именно поэтому художника из меня так и не вышло. Вышел веб-дизайнер, но это случилось гораздо позже и совсем по другому поводу.
Когда-то - ещё в студенчестве - у меня был простенький компьютер, Sinclair, нечто на базе процессора Z-80, игрушка, которую тем не менее можно было заставить делать очень много интересных и полезных вещей. В то же самое время при наличии порочной страсти к бумагомарательству я пытался заставить эту игрушку работать в качестве текстового процессора. Что требовалось: возможность набивать и сохранять тексты для последующего увековечения их на бумаге. Всего лишь. Готового редактора с приличными возможностями (требования, кстати, были совсем не высоки) так и не нашлось, мои собственные потуги написать нечто на Бэйсике успеха не имели, т. к. всё вроде бы работало, но очень медленно, при записи на аудиокассеты происходили постоянные сбои, готовые тексты терялись, а совместимый с этим чудом техники принтер, без которого описанная возня вообще не имела смысла, появился (спасибо тебе, Серёжка Шрамук) уже едва ли не во время преддипломной практики. Сейчас же, когда можно спокойно набивать текст, с распечаткой, сохранностью и переносимостью которого нет никаких проблем, 'жар в крови'значительно поостыл, и иногда написание какой-нибудь заказной статьи на тему средней степени унылости вызывает жуткую тоску, а наличие компьютера в жилом помещении попросту раздражает. Какому-нибудь дерьмовому пророку, который попытался бы обрисовать мне подобную перспективу лет десять назад, я попросту обрезал бы уши.
Всё хорошо вовремя. Не дарите лысому расчёску. Примеры дурацкие, но вывод простой: со временем желания угасают. А потом угасает и сама способность желать. И всё прочее мы делаем уже по следам прогоревших страстей, уповая на то, что приобретение очередной дорогой финтифлюшки утешит хотя бы память о временах, когда мы умели хотеть.
...
Скажи мне, милая, а ты мне когда-нибудь изменяла? Нет, ну теперь уже можно, всё-таки золотая свадьба отпразднована, а внуки в случае чего поймут, для них мы уже история. Да и я теперь не ревнив, разве что по привычке.
Как это - незачем? Это я такой идеальный, или ты такая ленивая? Ах, всюду одно и то же. А помнишь, как мы с тобой в пустом вагоне на запасных путях Московского вокзала?.. Что говоришь? Что в этот вагон всё общежитие ездило трахаться, если негде было? И ты заранее всё знала? Эх, ну что ты будешь делать, никакой романтики, оказывается. А я ещё думал, и как это ты в полной темноте умудрилась ни одну вещь не бросить просто на пол, всё так удачно пришлось на откидной столик. Погоди, так это, выходит, ты и без меня там успела побывать? И с кем это, спрашивается? Нет, нет, уж отвечай теперь! Что значит - сам захотел? Да я ему и теперь ещё в состоянии рога обломать, кто бы он ни был! Если ветра сильного не будет, конечно.
...
Ну вот, опять не по себе. Опять хочется найти золотую середину.
Страшно оказаться никому не нужным, тогда самое время возникнуть вопросу: а зачем, собственно?.. Страшно оказаться кому-то слишком нужным, это чересчур хлопотно. На службе можно опасаться несоответствия занимаемой должности, а вдруг уволят? Переборщить с активностью тоже боязно, не сделали бы начальником. Наконец, страшно найти ту самую золотую середину, ведь потом придётся с нею что-то делать? А делать ничего не хочется. И ради блаженного бездействия мы готовы пойти на всё. Ради того, чтобы завтрашний день повторил сегодняшний. Желательно с некоторыми несущественными отличиями.
А завтра... что завтра? Завтра случается война, и кровь, и смерть, и боль, и тревога за близких, когда ленивые сердца и вялые разумы сгорают, как хлипкие предохранители на пути разряда молнии, и сила, которая нужна для того, чтобы выжить, находится именно в том, от чего мы изо всех сил пытаемся отгораживаться, день за днём, сон за сном, похмелье за похмельем. Поцелуй её, парень, она же этого ждёт. Завтра может не быть. Поцелуй её, скажи ей всё, что ты хотел сказать в своей короткой жизни, она поймёт. Не бойся испугать её. Не бойся испугаться сам, нет времени бояться. Душа бессмертна, но тело, которое привыкло к страху, сделает её мёртвой задолго до конца. Спроси себя, зачем ты здесь. Зачем ты с ней. Что ты ищешь в темноте, пока ты ещё ищешь. Не бойся потерять, бойся не найти. Бойся утратить желание искать.
...
Милая, а хочешь, я возьму гитару, и мы споём про то, как всё равно он оттуда её заберёт? Ничего, что у меня нет голоса, а у тебя слуха, ведь мы же не собираемся это записывать, просто побудем вместе, как раньше. Зажжём свечи. У нас есть свечи? Только та, толстая, оставшаяся с похорон бабушки? М-да. Наверное, не подойдёт.
...
Известно, что любое общество делится на тех, кто развлекает, и тех, кто развлекается. То есть первые несут какую-нибудь более-менее приемлемую чушь сообразно с ситуацией, или мучают гитару, или говорят тосты, или рассказывают байки о покорении высот, глубин и клыкастых монстров. Вторые благосклонно внимают, не забывая пережёвывать и сохраняя в глазах надежду на то, что на этот раз прозвучит что-нибудь новенькое.
Первые не понимают вторых, но иногда завидуют им, поскольку большая часть выпивки и закуски минует постоянно открытые рты массовиков-затейников. Вторые, удовлетворившись в желудочном смысле, начинают осторожно размышлять о лаврах первых.
Особенно в этом отношении интересны дамы. Если сохранить классификацию, то первые кого-то себе подбирают, а вторые просто пришли покушать не входящее в обычный семейный рацион. Или это первые не боятся показаться дурами, потому что у них уже кто-то есть, а вторые раздумчиво жуют, а сами втихую присматриваются? Или тем и другим всё параллельно, просто одни предпочитают покушать до, а вторые - после? И есть ещё третьи, которые - вместо?
Нет, ну как это всё сложно.
Не это движет миром, не это. Главное - не съесть больше других, если потом все платят поровну. И не ляпнуть что-нибудь слишком умное. Иначе в следующий раз не пригласят. Вот она, правда жизни.
...
Нет, милая, ну ты же знаешь, что со скукой бороться просто. А давай - пойдём в гости! Что значит - к кому? Разве у нас нет друзей? А может, ты и права. Тогда давай пригласим кого-нибудь. Хотя бы и Марковичей, а что тут такого? Ах да, они недавно купили дом, и ни о чём другом поговорить просто не получится. Тогда пригласим ещё и Тюриных, они разбавят. Это почему же их Марковичи терпеть не могут? Ах, те купили дом на полгода раньше. Слушай, какая милая компания. А если те и другое узнают, что мы с тобой тоже собираемся обзаводиться недвижимостью, то от советов будет не продохнуть. Да, а о чём мы хотели поболтать-то? Угу. Угу. Вот и я говорю - в баню.
...
К чёму это всё, собственно?..
Да, между прочим: огромное множество самых разных философий выросло именно из ограниченности их авторов. Понятно, что люди физически слабые предпочитают убеждать себя и окружающих в бесполезности грубой силы и избранности пути знания, а хороший боксёр всегда найдёт что сказать побитому в тёмном переулке другу-очкарику, будь тот хоть трижды академиком.
Вот и задумаешься, что же именно способно побудить среднего канадского веб-дизайнера просиживать ночи за дисплеем вместо того, чтобы тратить их на что-то действительно достойное.
Кстати, а на что, с вашей точки зрения, достойно тратить такие ночи? ;-)
...
Да, милая, я уже иду. Нет, ну что значит - сколько можно сидеть за компьютером? Я и посидел-то совсем немного. Полшестого утра?! Ну нет, это часы врут. Как это - ты меня больше не интересуешь? Да как у тебя язык повернулся сказать такое? Ну... интересуешь, конечно. Что значит - чем? Э-э... понимаешь ли, такое трудно передать словами. Но я попробую.
В следующий раз, конечно.
наверх
|  |
|
